Наблюдая за тем, как две такие непохожие девушки погружаются в обсуждение образовательной программы — Василиса настаивая на практичности, Полина отстаивая важность культурного развития — я подумал, что, возможно, это неожиданное прибытие дочери моего врага обернётся благом для Угрюмихи.

Нельзя было не отметить, что Полина, при всей своей импульсивности и наивности, обладала искренним желанием быть полезной и явной любовью к детям.

Удивительно, что в прежней памяти Прохора об этом не было ничего, так словно в девушке его интересовала только яркая и привлекательная внешность. Впрочем, этому я уже не удивлялся. Мой предшественник в этом теле был весьма поверхностным субъектом.

Когда разговоры за столом увлекли внимание остальных, я наклонился к уху Белозёровой и произнёс:

— Я пока позволю тебе учить детей, но помни: это не игра. Эти дети — будущее деревни, и ты будешь нести перед ними ответственность.

— Я не подведу тебя, — с неожиданной серьёзностью так же тихо ответила она. — Может, впервые в жизни я чувствую, что могу сделать что-то действительно стоящее, а не просто быть чьей-то дочерью или невестой.

В её взгляде я увидел решимость, которая заставила меня задуматься: возможно, в этой капризной девушке скрывается гораздо больше, чем кажется на первый взгляд. Время покажет.

— Dio mio! Этот соус восхитителен! — доктор внезапно закатил глаза, отправляя в рот очередной кусок. — У меня дома так готовит только мама! Ещё бы нотку, как это у вас?.. Томатного соуса!..

Захар зарделся, словно лично стоял у плиты. Хотя все знали, что кухней, да и вообще нашим бытом, теперь заведовали две женщины, которых он недавно пригласил в дом воеводы — румяная вдова и одна старая матрона, чьи руки творили настоящие чудеса с самыми простыми продуктами.

— Мне тоже нравится, — вежливо согласилась Полина, явно непривычная к простой, но сытной деревенской пище. — А вы… Борис, давно служите Прохору Игнатьевичу?

Пока командир Дружины скупо отвечал, я погрузился в размышления, механически отправляя в рот еду. Нынешнее положение деревни улучшалось, но всё ещё требовало решительных действий. Чтобы обезопасить Угрюмиху — и, что скрывать, получить доступ к разработке жилы Сумеречной стали без вмешательства княжеской власти — мне нужен титул маркграфа. Но для этого требовались две вещи: 1000 золотых рублей налога, потому что мне изначально выдали полгода, а не год, а также статус острога, который возможен только при определённой численности населения и гарнизона.

С деньгами проблема решаема, хоть и с риском. Нужно охотиться на более опасных Бездушных, чем прежде. С рангом Подмастерья это возможно, но всё равно смертельно опасно.

Сложнее с людьми. Чтобы достичь нужной численности, придётся объединить все соседние деревни. Но как убедить селян бросить свои дома, хозяйства, могилы предков и переселиться? Как преодолеть упрямую инерцию крестьянского мышления? И самое главное — старосты. В своих деревнях они единовластные хозяева, а здесь станут просто старшинами. Потеря власти — мощный мотив для сопротивления.

— Прохор? — голос отца выдернул меня из задумчивости. — Ты с нами?

— Прости, отец, — я положил вилку. — Задумался о делах.

— О каких именно? — Ольховская подалась вперёд. — Ты весь вечер молчишь, — надув губки, завершила она.

Подобных манипуляций за ней давно уже не водилось. Выходит, Василиса чему-то научит Полину, а та, в ответ, свою новую «подругу»…

Я окинул взглядом собравшихся. О месторождении Сумеречной стали знала только геомантка, остальным говорить рано. А вот о трофеях и налогах можно.

— Размышляю о том, как быстрее собрать необходимую сумму княжеских податей, — ответил я. — Граф Сабуров поставил условие — тысяча золотых рублей в казну за полгода.

— А сколько уже собрано? — поинтересовался Игнатий.

— В настоящий момент около трети, — я отпил вина, — но до последней поездки в Посад было больше. Пришлось потратиться. Темп заработка слишком медленный. Он меня не устраивает.

— Mamma mia! — всплеснул руками Джованни. — Почему бы не открыть лечебницу? В столице за свои услуги я брал по пять рублей с пациента!

— В деревне некому платить такие деньги, — возразил Захар.

— Можно организовать поставки редких трав в город, — предложила Василиса. — Некоторые Реликты высоко ценятся целителями.

— Мы и так собираем все Чернотравы, что встречаем, — заметил я.

— А что насчёт охоты на Бездушных? — вмешалась Полина. — Я слышала, за Эссенцию хорошо платят.

— Именно этим мы и занимаемся, — кивнул я, не желая ворчать на неё. В конце концов, она пыталась помочь, хоть и по-своему. — Однако для серьёзных денег нужны серьёзные Бездушные. А это уже совсем другой уровень риска.

В комнате повисло молчание. Борис неуверенно кашлянул, привлекая внимание.

— Воевода, — начал он, — есть одно место… Мы с товарищами никогда бы не решились туда соваться, а у тебя звезда счастливая. Всё получается…

Я сделал приглашающий жест рукой.

— Трофеев там должно быть на сотни и сотни рублей… — совсем тихо закончил он.

Повисла тишина, и все взгляды обратились к бородатому следопыту.

— Продолжай, — подбодрил я.

— В двух-трёх днях пути к югу, в Мещёрском лесу, — Борис говорил тихо, словно боялся, что стены могут услышать, — есть древнее капище. Мещёра — угорское племя, которое жило там испокон веков. Но одно из колен ушло от обычаев предков.

Борис подался вперёд:

— Старики рассказывали, что те мещёры не боролись с Бездушными, а поклонялись им. Приносили жертвы — сначала животных, потом людей. А после добровольно отдавали себя этим тварям.

Полина побледнела. Василиса нахмурилась. Игнатий и Джованни обменялись тревожными взглядами.

— Откуда ты, голубчик, знаешь, что это не просто легенда? — спросил Захар.

— Потому что лет двадцать назад туда ходил отряд Стрельцов, — ответил Борис. — Тридцать человек, вооружённых до зубов, а с ними маг из академии. Из всего отряда выжили только двое. Все покалеченные еле доползли до Дербышей, где вскоре скончались от ран. Мой отец, ушедший туда за невестой, присутствовал при их последнем рассказе. До сих пор не может забыть, что услышал.

— Что делает это место таким опасным? — спросил я.

— Сам лес — сплошное болото, — пояснил Борис. — Тропы узкие, почва зыбкая. Шаг в сторону — и засосёт по шею. В таких условиях преимущество огнестрельного оружия в мобильности теряется. Плюс деревья густые — дальше десяти шагов ничего не видно. А самое страшное — подземелья. Мещёры вырыли целый лабиринт под своим капищем. Могильники с кучей тупиков и отнорков. Там бойцы вынуждены разделяться, и Бездушные берут их поодиночке.

— Идеальные условия для засад, — задумчиво произнёс я.

В голове начали складываться тактические схемы — узкие тропы между топями, где придётся выстроиться в колонну по одному, делая отряд уязвимым с флангов. Я представил кривые, узловатые деревья, смыкающие ветви над головой, создающие вечный полумрак. И узкие каменные проходы под землёй, что вытянулись в моём воображении, превращаясь в ряды каменных колонн с высеченными на них рунами, тускло светящимися в темноте…

Внезапно пелена застелила мои глаза. Запахи еды и вина исчезли, сменившись затхлостью подземелья и металлическим привкусом крови. Я уже не сидел за столом — я снова оказался там, в тесных тоннелях, прорубаясь сквозь фанатиков, добровольно принявших смерть лишь затем, чтобы восстать снова.

…Мои руки пылают внутренним огнём — серебристое сияние пробивается сквозь кожу на запястьях, прослеживая узор вен. Силуэты врагов расплываются, словно тени в дрожащем пламени. Их лица — не лица, а восковые маски с провалами вместо глаз…

…Топор в моей руке поёт, когда я взмахиваю им, разряжая накопленную ярость. Я активирую древнее заклинание, и лезвие вспыхивает рунами проклятия. Чья-то голова отделяется от тела, но продолжает шевелить губами: «Возродимся в вечности»…

…Кровь стекает по стенам вверх, вопреки всем законам природы. Шёпот множества голосов сливается в единый гул, пульсирующий в унисон с моим сердцем. «Хродрик…» — зовут они, но я уже не Хродрик, я — воплощение гнева, я — карающий меч своей империи…

…Жрец с лицом, разделённым надвое: одна половина — живая, другая — гниющая плоть с тёмными кратерами глаз. Он улыбается мне, называя по имени, словно старого знакомого. Его посох — изогнутая кость с навершием из живого, моргающего глаза…

…Я чувствую, как магия течёт сквозь меня, словно река по руслу. Мои пальцы наполняются силой, кристаллизуясь в жёсткие когти из сверкающего металла. Один взмах — и каменная колонна рассыпается, погребая под обломками трёх культистов. Они смеются даже под глыбами камня…

…Бездушные скользят по потолку, их конечности ломаются и восстанавливаются, принимая невозможные формы. Один прыгает на меня — я выставляю ладонь, и существо застывает в воздухе, пойманное в невидимый силок моей магии. Я сжимаю кулак, и тварь взрывается изнутри, разбрызгивая чёрную жижу…

…Моя королевская гвардия — полсотни элитных воинов — теперь лишь безликие силуэты со светящимися глазами. Они сражаются как одержимые, но один за другим падают, пронзённые копьями из тьмы, материализующимися прямо из воздуха. Их кровь превращается в змей, уползающих в трещины пола…

…Я кричу слова Королевского Проклятия, древнейшего заклинания моего рода. Моя кожа трескается, выпуская наружу слепящий свет. Жрец воет, его тело скручивается узлом, но он продолжает улыбаться. «Ты один из нас,» — хрипит он, — «ты просто ещё не знаешь…»

…Коридоры меняют форму, стены дышат, пол превращается в жидкость. Я больше не понимаю, где верх, где низ. Культисты бросаются на мои клинки с исступлёнными улыбками, в их глазах — не страх, а жажда смерти. «Возродимся в вечности!» — кричат они…